Чтобы стать хорошим поэтом, не нужно учиться поэзии. Система образования нужна тем, кто конкретно собрался работать, например, врачом. В школе учился нормально, и если б надо было, поступил бы хоть куда. Хоть в Оксфорд. Я добиваюсь того, чего хочу, и нет таких препятствий, чтобы достичь любой цели вообще, и это каждого касаемо. И поэтому каждый получает ровно то, чего ему и надо. То, что называется, «так ему и надо».
Я, знаете, очень пессимистически настроен — как-то вот не верю в то (а тем более после того, что содеяно), что всё человечество разом внезапно поумнеет и начнёт жить по-другому. Единственная надежда — на то, что выживут хотя бы несколько хороших людей, ЖИВЫХ людей. Но я думаю, что они просто возникнут как новый этап эволюции, может, это будут вовсе и не люди. Жизнь всё равно продолжится — смерти нет.
Людские массы текут мочою.
Они безлики,
Они бескрайни.
Никто не проиграл.
Сейчас Россией вообще никто не командует – вот в чём беда России. Россией командовать – это нет… Россией попробуй покомандуй. Попробуй мной покомандуй. А я тоже Россия.
Веселится и ликует весь народ,
А я как будто
С войны вернулся.
В это трудно поверить, но надо признаться: мне насрать на моё лицо.
Пластмассовый мир победил, макет оказался сильней…
У любви много разных лиц, но запомнить нам навек суждено одно, лишь одно. И тому на свете трудно прожить, кто не умеет любить.
Каждый живой, каждый настоящий — вселенски, безобразно одинок. Только косоротая чернь бывает «вместе».
Каждый является каким-то видом или индивидуумом, главное вовремя сообразить и не ошибиться, кто ты есть. И жить по законам той разновидности зверя, который ты есть.
Все мы могли бы, но перестали давно — и заебись!
Монетка упала третьей стороной.
Реальность такова, что о ней ничего путного сказать нельзя. Потому что любой ответ, любое какое-то суждение о ней — оно будет уже изначально как бы ограничено. Смертельно, стало быть.
Рок-н-ролл — это действительно народная музыка. Вообще всё, что делается честно, изо всех сил, отчаянно и здорово, — всё народное.
Вкратце можно сказать, что вот такая у нас страна, испокон веку, во все времена, и никаких положительных изменений я не жду и другим не рекомендую ждать.
Ты молчи, что мы с тобой гуляли по трамвайным рельсам — это первый признак преступления или шизофрении.
Вселенская большая любовь — моя бездонная копилка в пустоте/ моя секретная калитка в пустоте/ моя волшебная игрушка в пустоте.
Здесь не кончается война, не начинается весна, не продолжается детство.Некуда деваться — нам остались только сны и разговоры.
Есть такие вещи в жизни, постигая которые, сталкиваясь с ними, понимаешь — и после этого очень трудно продолжать жить, оставаться — или становиться — человеком. К подобному состоянию, видимо, относится большинство деятельных людей, которые идут в «солдаты удачи», в наемники, в альпинисты, в наркоманы, творческие люди вообще. Четвертое и последнее состояние — огненное, это уже смерть. Или святость.
Равнодушие — самое страшное, греховное, чудовищно непростительное из всего, что можно помыслить.
Кто не покончил с собой — всех поведут на убой.
На то особый отдел, на то особый режим, на то особый резон.
Чтобы было лучше, наденьте всем счастливым по терновому венку.
А мою любовь я собственноручно освободил от дальнейших неизбежных огорчений. Подманил её пряником, изнасиловал грязным жестоким ботинком и повесил на облачке, словно ребенок — свою нелюбимую куклу.
Ведь солдатами не рождаются, солдатами умирают.
… человечество конкретно себя добивает.
Не бывает атеистов в окопах под огнём. Добежит слепой, победит ничтожный — такое вам и не снилось.
По больному месту — да калёным швом.
Лишь слегка порезался, оказалось — наповал.
Наступил лишь одной ногой, а в говне уж по уши.
Любая догма – это страшно.
Я никогда не был противником коммунизма, именно настоящего коммунизма, каким он должен быть. Коммунизм — это Царство Божие на Земле.
Свернулся калачиком,
Облетел одуванчиком,
Отзвенел колокольчиком,
На всю оставшуюся жизнь.
Застенчивая ярость,
Кокетливая скорбь,
Игривое отчаяние,
На всю оставшуюся жизнь.
Вежливая ярость.
А моей женой накормили толпу, мировым кулаком растоптали ей грудь, всенародной свободой растерзали ей плоть. Так закопайте ж её во Христе!
На седьмой день ему всё остопиздело.
Я крайне замкнутый человек, любящий одиночество. Мне в обыкновенной маршрутке проехать — большое испытание, меня гнетёт такой опыт.
До смерти смеётся, но не умирает.
Совсем оторван, я весь оборван.
Всю жизнь всеми своими действиями — и творчеством, и всем прочим — пытаешься доказать себе, что ты — не говно. Что ты — МОЖЕШЬ. Что ты «ХОРОШИЙ». Понимаешь, о чем я говорю? У меня постоянно так — доказываешь-доказываешь, что чего-то стоишь, что имеешь право на бытие, вылазишь-вылазишь из этого дерьма, и тут твои же близкие или сама реальность возьмет да и даст тебе понять: «ДА ТЫ ЖЕ — ГОВНО, ПАРЕНЬ!» Тут у меня тормоза и срываются.
Ведь петля затянулась, потолок задрожал.
Здесь нет завтрашнего дня. В любой момент тебя могут избить, ограбить, выкинуть в окно электрички инструменты… Издать какой-нибудь новый закон — и лишить тебя всего. В любой момент могут посадить, да и вообще убить без суда и следствия.
Мне смешно — я всё ещё не умер
Я вскрыл себе вены, словно чужое письмо
Я отрезал себе голову топором
Я отравил себя зловредным ядом
Я истыкал себя острым режущим предметом
Я подвесил себя на белой скользкой верёвке
Я застрелил себя калиберной пулей
И теперь мне смешно
ведь я так и не умер
но даже смешно.
Надо радоваться, как мне кажется. Надо радоваться солнцу. Надо радоваться тому, что живой, солнечный. То, что у тебя солнышко в сердце. Для меня это самое главное.
И по возможности я хотел бы больше с человечеством дела не иметь вообще никогда.
Просто лишь когда человече мрёт — лишь тогда он не врёт.
Есть любовь не кого-то за что-то, а любить как дышать, как жить. Только в условиях нашей жизни как-то всё не то получается, а это, в общем-то, даже и нельзя.
Любит народ наш всякое говно.
Хватит веселиться, хватит горевать.
Каждый миг — передозировка на все оставшиеся времена.
Собаки ходят, куда хотят.
Пуля виноватого найдёт.
Вселенская большая любовь — моя бездонная копилка в пустоте, моя секретная калитка в пустоте.
Рождественский снег, бесноватый, кипучий
В лицо мне сбывается, мчится, торопится
Так мне и надо
Ведь всё, что мне надо
Навстречу само так и прёт.
Веселое время наступает друзья.
Помимо всего, сейчас наблюдается вздорное, скверное и зловещее перенаселение человека на нашей планете, и приумножать его мне внутренний долг не велит. Скоро, кроме человека, на Земле вообще никого не останется, даже деревьев. Будем жрать друг друга.
Я считаю, всё, о чём имеет смысл говорить — это только частности. Потому что всё, что касается обобщений — это очень вещь сложная и понимаемо только на уровне не людей, скажем, а каких-то других существ, которые над нами. Архетипов, может, каких-то.
Мне ни разу не удавалось сделать то, что я хотел.
И по возможности я хотел бы больше с человечеством дела не иметь вообще никогда.
Лишь через мой весёлый труп.
Вечная весна в одиночной камере.
Очередь за солнцем на холодном углу.
Но кто покинет явь помойной ямы ради снов?
Шаги вперёд мне даются всё трудней. Каждый раз, когда заканчиваю работу над новой песней, кажется, что она последняя и дальше идти невозможно, но каждый раз впереди находится просвет.
Жизнь для меня это непрекращающийся поиск, добывание новых книг, музыки, фильмов, «переваривание» их, переживание и возможная отдача, либо — «в закрома».
Солнечный зайчик взломал потолок.
Закатился камешек на гору.
Пряная косточка свежего горя
Верно и яростно канула
В янтарную лету заслуженного долголетия.
Человек воспитанный играет так, как он воспитан. А мы люди невоспитанные и можем и джаз играть, и рок, и панк. Можем и минимальную музыку играть, и шумовую.
В пустоте, да не в обиде.
Свято место не бывает без греха.
Это просто форма эпатажа, когда на людях появляешься в таком состоянии, когда непонятно, как можно на ногах-то держаться. Это тоже определенное разрушение канонов. Мы отнюдь не очкарики-интеллигенты, которые сидят дома, читают умные книжки и слушают умную музыку.
Жизнь – это… Жизнь… Жизнь – это… Жизнь – это единственное, это единственное чудо, по-моему, которое на Земле существует вообще. Совершенно необъяснимое и непонятное. Это то, что из области, которая не вписывается ни в какие ни в религии, там, ни там, ни в буддийские, ни в иудейские, ни христианские там, и так далее.
Никто не хочет всех спасти и быть за то распятым.
Полную яму врагов народа я укрою сухим листом.
Думал — встану во весь рост
Думал — упаду лицом
Думал — крикну во весь рот
Думал — утону в слезах
А вот тихо сижу и беззвучно молчу.
Слишком далеко, чтоб дотянуться.
Прилетит седьмая пуля
Угодит в твою башку
Тут и вспомнишь
Тут и скажешь —
Ну, ребята, вы даёте.
Задуши послушными руками.
Сквозь огни, сквозь леса — на послушном ковре.
Запрятанный за углом.
Скользким узелком доpога затянулась, заpвалась.
Сторонникам порядка навреди как можно больше.
Сладкие конфеты минутных послаблений.
Главное, что дождик унёс соринку.
Люди сатанеют, умирают, превращаясь.
Свои подумали, что я чужой.
Я иду по весенней воде.
В бессмысленном калейдоскопе дней.
Я считаю, всё, о чём имеет смысл говорить — это только частности. Потому что всё, что касается обобщений — это очень вещь сложная и понимаемо только на уровне не людей, скажем, а каких-то других существ, которые над нами. Архетипов, может, каких-то.
Который день, который год.
Порочный запах засохшей рыбы.
Шаги вперёд мне даются всё трудней. Каждый раз, когда заканчиваю работу над новой песней, кажется, что она последняя и дальше идти невозможно, но каждый раз впереди находится просвет.
Всех объединяет одно желание.
